Когда ты пошел домой к Тео
и увидел комнату с картинами,
огорчился так сильно,
что не выдержала твоя человечность.
Они стояли заброшенные,
будто их забыли,
и существовали теперь только в забвении
общественной комнаты.
Конечно, ты не сказал ничего,
но поспешил уйти чем быстрее,
чтобы не испытывать дальше
недопустимое безразличие других.